— Необъяснимый феномен, зарегистрированный еще в 1909 году
— Необъяснимый феномен, зарегистрированный еще в 1909 году, когда останки переносили сюда с кладбища Баньо. Думали, остался один скелет, а классик всех удивил. Оказался нетленным, будто святой угодник. При этом умирал-то некрасиво. Когда испустил последний вздох, изо всех дырок полилось, даже из ушей. Очень неэстетично умер, для эстета. Может, потому и не прогнил, что вся дрянь сама собой вытекла? Ну, а что белый-румяный, это любовничек постарался, Бобби Росс. Подгримировал. Перезахоронением он командовал. Кстати, Бобби должен быть где-то рядом, его похоронили здесь же.
Паша посветил вокруг — и точно: в луче вспыхнул крутой бок амфоры, стоявшей у изголовья гроба.
— Золотая? — потянулся к ней Крот.
- И паж, прелестный и нарядный,
- Поблизости лежит.
- Чернее ночи ворон жадный
- Над ним кружит, кружит, —
пробормотал Паша, размышляя, не прихватить ли и урну с прахом Росса. Да ну ее. Кому теперь интересен какой-то Бобби Росс? Только лишняя тяжесть.
— Туфта, — разочарованно протянул Крот, взвешивая амфору. — Латунь.
А про Оскара Уайлда сказал:
— Артист Золотухин.
В самом деле похож, удивился Леньков, с любопытством разглядывая «спонсора». Одно лицо.
— Освободи руку. Левую, — велел Некрофорус, волнуясь всё сильней — но теперь уже не от впечатлительности, а по серьезному поводу. Операция приблизилась к критической точке, подошла вплотную к моменту истины.
Полгода назад, работая в лондонском архиве, Паша наткнулся на письмо одного из тех пятнадцати человек, кто 3 декабря 1900 года провожал в последний путь тело опозоренного изгоя. Фигура Оскара Уайлда давно интересовала Пашу — он уже не первый месяц описывал над бедным гомиком круги, как тот черный ворон из баллады.