Противоречие обоих воззрений относительно взаимоотношений сновидения и бодрствования, по-видимому, действительно неразрывно. Здесь уместно вспомнить о Ф. В. Гильдебрандте (1875), который полагает, что «своеобразные особенности сновидения вообще нельзя описать иначе, как посредством „целого ряда контрастов“, которые переходят часто в противоречия» (с. 8). «Первый из этих контрастов образует, с одной стороны, полная отделенность, или замкнутость, сновидения от действительной, реальной жизни и, с другой стороны, постоянное соприкосновение их друг с другом, постоянная их взаимозависимость. Сновидение есть нечто строго отделенное от действительности, пережитой в бодрственном состоянии, так сказать, герметически замкнутое бытие, отрезанное от действительной жизни непроходимой пропастью. Оно отрывает нас от действительности, убивает в нас нормальное воспоминание о ней, переносит нас в другой мир, в другую среду, не имевшую решительно ничего общего с действительностью…» Гильдебрандт говорит далее, что во сне все бытие наше словно исчезает за «невидимой дверью». Во сне едешь, например, на остров св. Елены и привозишь живущему там Наполеону превосходный, дорогой мозельвейн. Экс-император встречает очень любезно. Чувствуешь положительно жалость, когда пробуждение разрушает интересную иллюзию. Но начинаешь сравнивать сновидение с действительностью. Виноторговцем ты никогда не был и быть не хотел. Морского путешествия не совершал и во всяком случае никогда не отправился бы на св. Елену. К Наполеону вообще не питаешь никакой симпатии, а скорее врожденную патриотическую ненависть. И вдобавок тебя не было еще на свете, когда на острове умер Наполеон. Думать о какой-либо личной привязанности нет никаких оснований. Все сновидение представляется в виде какого-то чуждого феномена, проявившегося между двумя вполне подходящими друг другу и составляющими один продолжение другого периодами (бодрственной) жизни.